Вы помните финал гениального спектакля московского театра «Ленком» «Юнона и Авось»? Все актеры поют: «Мы повторим под занавес заповедь: аллилуйя любви, аллилуйя любви, аллилуйя!» «Аллилуйя» — дословно с древнееврейского — «хвалите Бога».

Аллилуйя любви Николая Караченцова — это посыл нам доброй энергии. И такую же энергию мы посылаем сегодня ему…

Впервые за много-много лет вся Россия — да еще и Беларусь, Украина, Казахстан… — ждет сообщений из больницы так, как когда-то ждали сводок с фронтов. Жив? Очнулся? Улыбнулся? И даже выпил немного вина? Уф!..

Кажется, не только сам Николай Караченцов борется за жизнь, но и миллионы людей делают это вместе с ним. Караченцов стал на некоторое время национальной идеей, объединившей народ (а может, народы?), сплотившей, собравшей нас… А ведь он — не политик, не деятель, не военачальник. Просто артист. Поющий, играющий, бьющий в свои шестьдесят стэп и чечетку.
Лицедей… А сделал больше, чем российская Дума, — вернул изуверившимся людям теплоту в сердца.

Ночь с 27 на 28 февраля, когда Караченцов разбился на своем «фольксвагене», стала самой черной не только для его семьи. Дело в том, что актер своей положительной энергией подзаряжал нас, зрителей. Этакий мощный биоэнергетический подзарядник. Так что, думая о Николае Петровиче, мы, эгоисты, все время думали и о себе. С неодобрением говорили о «Ленкоме», где роли Караченцова уже раздали другим артистам.

Ролей у Караченцова, как ни странно, немного, но все — большие, «глубоко вспаханные». Трудно представить в самой главной роли — графа Резанова в спектакле «Юнона и Авось» — кого-то другого.

Актер создал образ великой силы. Реальный граф таким не был. Караченцов фактически воплотил идеал — мужчины, государственного мужа, настоящего человека. Поразительно — он сам такой.
Ну, может, и не совсем идеал, но близко к нему. К слову говоря, попал в аварию и разбился не по пьяни, а потому, что, предельно усталый, мчался отдать последний поклон умершей теще. С ней у Николая Петровича были нежные отношения. А что касается жены, с которой он прожил уже тридцать лет, и это, между прочим, его первый брак, то она считает годы с Коленькой одним мгновением.

Актриса «Ленкома» Людмила Поргина накануне 60-летнего юбилея мужа (октябрь прошлого года) дала журналу «Караван» большое интервью. Некоторые места хочется процитировать.

«Однажды на репетиции Марк Захаров сказал: „Людмила Андреевна, вы, видимо, настолько счастливы в жизни, что не можете сыграть трагедию“. Наверное, он был прав. Это вовсе не значит, что несчастья миновали меня. Но всегда оставалось чувство, что я смогу, вытерплю… И что мне светит солнце. У солнца есть имя — Николай Караченцов».

«Я пошла посмотреть спектакль „Музыка на одиннадцатом этаже“, куда меня должны были ввести… Выходит… Нечто! Губищи, глазищи, голосище!.. „Кто это? — спрашиваю сама у себя. — Страшно похож на обезьяну, но необыкновенно притягательный! Что это за чудо?!“ И дальше кроме него уже никого на сцене не вижу. Только эти горящие глаза, красивые руки…»

«Свадьба состоялась 1 августа. Вскоре мы с Колечкой поехали в Ленинград на съемки „Старшего сына“. Это был наш медовый месяц. В гостинице „Москва“ нам дали номер без душа и туалета. Коля, который в то время был рядовым актером, позвонил директору фильма и решительно потребовал: „Пока мою жену не переведут в другой номер, сниматься не буду!“ Я впервые почувствовала в нем своего защитника».

"Я мечтала о ребенке от Коли. Я была очень худая, и мой живот не замечали до последнего месяца. Вплоть до самых родов играла на сцене. В один прекрасный день чувствую — схватки начались. Коля в это время снимался в фильме «Пока безумствует мечта»… Утром родился Андрюша. Вылитый Караченцов: рожа нахальная, огромные глазищи. Врач звонит Коле: «У вас сын родился. Вес…» А в трубке короткие гудки. Я потом у него спросила: «Ты чего трубку бросил?» — «Я заплакал…»

"Они пытались ворваться в нашу жизнь. Например, целая компания девиц долго жила на чердаке нашего дома. Они пели для Коли песни, разрисовывали стены, писали стихи. И ненавидели меня! Бросали гвозди и кирпичи, звонили с угрозами… Одна девушка влюбилась в него на гастролях и сбежала из дома. Скиталась по Москве, ночевала на вокзале, а родителям написала, что живет с Николаем Караченцовым… А одна история закончилась трагически. Некая девушка писала Коле стихи, была подающей надежды поэтессой. Но из-за несчастной любви покончила с собой, выбросившись из окна. Колю вызывали по этому поводу в милицию… А кого ему только не сватали! Едем с Колей в машине. Останавливаемся на светофоре. Из черного джипа мужик высовывается: «Коль, ты, говорят, опять с Алкой Пугачевой сошелся? Не надоела тебе эта старая кошелка?»

«Кто из женщин устоит перед Колиным обаянием? Я ему всегда говорила: „Знай, появится в твоей жизни новая любовь, я ни на что не претендую. Лишь бы тебе было хорошо“. Для Коли главное — полноценная семья. Наверное, потому, что мама растила его одна. Ее, известного балетмейстера, постоянно приглашали работать за границу. Коля был вынужден подолгу жить в интернате».

"Знаменитый французский кутюрье Пьер Карден пригласил наш театр на гастроли в Париж. Мы играли «Юнону и Авось» каждый день, а в выходные — по два спектакля. Коля работал на износ. Он уже не мог говорить, только хрипел. Садится в автобус, а от напряжения у него руки-ноги трясутся. Французские актеры поражались его темпераменту: «Ты что, наркотики принимаешь?»… Однажды Карден пригласил нас с Колей в дорогой ресторан. С нами ужинала француженка русского происхождения. За столом она сказала: «Я видела „Юнону и Авось“. Блестяще! Столько чувств… Но скажите, неужели вы и вправду верите в любовь?» Коля мгновенно взорвался: «Если лично вам не повезло в жизни, это не значит, что любви нет!» Он так орал, что из кухни прибежал шеф-повар с тесаком в руках. «Пошел во-о-он!» — рявкнул Коля, бешено вращая глазами".

"Хозяин в доме Коля. Все, что он зарабатывает, приносит в дом. У него даже заначек нет. Бывает, денег не хватает, потому что я замахиваюсь на большие проекты. «Не расстраивайся, достанем. Ерунда, тьфу!» — не унывает Коля. Помню, дал он мне денег, чтобы расплатиться за ремонт. А я не долго думая заезжаю в меховой магазин, покупаю шубу в пол, вторую покороче и в придачу меховой жакетик. Все деньги потратила. А Коля: «Главное, девонька, чтобы тебе в радость!».

 
«Когда я уставала ждать роль, говорила Коле, что уйду из театра, но он меня останавливал: „Девонька, ну нет ролей — и не надо. Зато у тебя есть я, Андрюша. Как же я без тебя в театре?“… Я готова сделать для Коли все. Хочешь петь — вот тебе рояль, надо сделать ремонт — все беру на себя. Зимой бегу в наш театр на репетицию. Смотрю, тетка продает капусту и морковь… И с этой морковкой и капустой в руках в длинной норковой шубе подхожу к театру. В дверях сталкиваюсь с Олегом Янковским, он удивленно поднимает брови.

А мне все равно. Главное, что вечером мы сядем за наш круглый стол под огромным абажуром, я налью Коле борща и буду слушать его рассказ о том, как прошел день. Минута за минутой…»

…Когда мы готовили к публикации интервью с белорусским мастером фото, кинооператором Юрием Плющевым, смотрели в мастерской его работы, он вдруг хлопнул себя по лбу: «Эх, жаль, дома оставил такой снимок! Николай Караченцов за рулем того самого „фольксвагена“, в котором… Приходите завтра, принесу, покажу». Мы в редакции решили, что обязательно поставим эксклюзивную фотографию Юрия Плющева на обложку — в тот день как раз стали поступать радостные сообщения о том, что Караченцова из реанимации переводят в отдельную палату.

Конечно, к тому моменту, когда этот номер «РиО» выйдет из печати, что-то в ситуации с Николаем Петровичем изменится. Дай Бог, чтобы только в лучшую сторону.
Давайте все, кто в этот момент читает эту статью, постучим по дереву и мысленно пошлем народному артисту доброе пожелание.

Светлана ШИДЛОВСКАЯ
Снимки (октябрь 2004) взяты из журналов «Караван», Hello!.
Снимок на обложке — Юрия Плющева.
Снимок на стр. — Юрия Будько.